Page 25 - ЛИТЕРАТУРНЫЙ АЛЬМАНАХ
P. 25
Сначала Славка бежал и прыгал, хоть и боялся уронить хлеб в лужу, но от радости не
мог сдержаться. Однако скоро его радость сменилась нарастающим беспокойством, и
мальчик замедлил шаг. Дело в том, что между Самарской площадью и домом Славки
располагалось одно страшное место, мимо которого приходилось каждый раз
проходить — Куйбышевский кирпичный завод. И обойти его было никак нельзя. С
территории завода пахло известью, ревела и шуршала какая-то машина, раздавались
русская ругань, окрики и немецкая речь. Славка попробовал не думать о нем, а
сосредоточиться на приятном — на буханке в авоське, на том, как мать будет резать
хлеб, снаружи твердый, как будто бы зачерствевший, а внутри серый, почти
рассыпающийся под тупым ножом. В пшеничную муку подмешивали кукурузную,
отруби, иногда даже пыль и золу, но все равно это был замечательный, самый
вкусный хлеб. Мальчик размотал тряпочку, потрогал буханку, чтобы проверить,
остыла уже или нет, подумал, что, наверное, ничего страшного не будет, если
отломить чуть-чуть, самую корочку, положить в рот и долго мусолить кусочек за
щекой… Но сдержался, только собрал пару крошек с тряпочки и положил на язык.
Куйбышевский кирпичный завод показался из-за угла, и Славу затрясло, из глаз как-
то сами по себе покатились слезы. Он знал, что будет, как в прошлый раз, как каждый
раз, когда его посылали за хлебом, и что дома мать опять будет кричать и надает
оплеух. Слава шел, согнувшись, дрожащими руками сжимая хлеб, но уже знал, что
сделает через полминуты. Завод был огорожен высоким забором с протянутой по
верху колючей проволокой, но внизу шел небольшой зазор, и сквозь эту щель на
Славку смотрели немцы и протягивали к нему грязные руки, просили, смешно
коверкая русские слова, вперемешку с родными:
— Bitte… пожалуйста… brot…
Славка, плача, отламывал куски от буханки, совал в руки немцам — одному,
второму, третьему… Остальным не хватило, их много, а буханка одна, и осталось
всего-то грамм 350. Славка испугался, завернул остатки в тряпочку и побежал домой,
вслед ему из-за забора выкрикивали: «Danke, gutes kind, danke!».
Дома мать кричала, замахиваясь на Славку веником, а он стоял, весь красный и
заплаканный. Жалко было себя, жалко хлебушек, а больше всего — маму, у которой в