Page 26 - ЛИТЕРАТУРНЫЙ АЛЬМАНАХ

тридцать лет было такое некрасивое, измученное, почти старческое лицо и всегда

покрасневшие, усталые глаза.
Отец не ругался и не злился, сосредоточенно пытаясь скрутить папироску

единственной рукой. Он ничего не говорил, но Славка знал, по взгляду, по
полуулыбке, что отец им доволен.

Лидочка

Мы с Бучневым копали яму, а Корунов сидел чуть поодаль от нас и миловался со

своей Лидочкой. Меня это раздражало: ковырять мерзлую землю было тяжело, мы

уже сбили руки до кровавых мозолей, а обвязать ладони было нечем. Комья земли

буквально звенели, почти как цепи, когда мы откалывали их лопатами и отбрасывали

в кучу. А Корунов уселся и с Лидкой своей воркует. Ее голова покоилась у него на

коленях. Он одной рукой обнимал девушку за плечи, другой перебирал прядки ее

спутанных грязных волос, гладил тыльной стороной ладони ее впавшие щеки и

острые скулы. Лидочка мутно и тускло смотрела широко раскрытыми глазами куда-

то мимо его головы, в неземную пустоту. На ее белом лице выделялись только

потемневшие глаза в тенях болезни и приоткрытый рот.

«Какая ты красивая у меня, Лидочка», — приговаривал парень, наклоняясь и целуя ее

темно-бордовые губы. Действительно, было в ее острых чертах и снежной бледности

что-то жуткое и одновременно прекрасное.

«Милая, тебе не холодно?» — жалобно-униженно спросил Корунов, глядя на босые

ноги Лиды, вытянувшиеся на покрытой изморозью земле. Он уже снял свою

шинельку, чтобы укрыть полураздетую возлюбленную от пронизывающего ветра.

«Ты копать не собираешься?» — зло спросил я, но парень меня не услышал и не

отреагировал, продолжая с глуповатой улыбкой смотреть на Лиду.

«Оставь его, — сказал Бучнев. — Пущай, пущай…»

Наконец, решили, что уже достаточно глубоко. Бучнев подошел к Корунову, убрал

его руки с Лидкиной груди, осторожно поднял девушку вместе с шинелью.

«Пора, Василь, пора, пусти ее», — сочувственно проговорил он. Корунов вдруг начал

плакать и скулить, как малый ребенок. Я сунул ему в зубы фляжку с самогоном, он