Page 28 - ЛИТЕРАТУРНЫЙ АЛЬМАНАХ

ударов, в ушах гулко стучит кровь. Этот ухающий невыносимый звук, как будто кто-

то бьет в огромный барабан, мешает выхватить из липкого тумана страха хоть одну
ясную мысль. А мне так хочется думать в эти минуты! Но мыслей нет. Пытаюсь

вспомнить какую-нибудь молитву. Кажется, первый раз в жизни. Отче наш, иже еси
на небесах! А дальше не помню. Хочется думать обо всем сразу: о маме, о ребятах, о

войне, о судьбе, о Боге… Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет

воля Твоя… Я ведь крещеная. Крестили меня года в три-четыре… В соседнюю

деревню возили к попу. Рука сама к шее потянулась. Захотелось шнурок сквозь

пальцы пропустить и распятие в ладони зажать. Только вот креста я никогда не

носила. Так после крещения сразу и сняли. И партийного билета у меня нет. А

хочется сейчас прикоснуться к чему-то родному и близкому. Страх. Это просто страх.

Но едва я вижу черно-рыжую пасть ямы, вязкое и душное отупение моментально

улетучивается, и страха больше нет. Фрицы останавливаются метрах в десяти, и тот,

что помоложе, по-немецки мне кричит:

- Werden dorthin! Schnell, schnell! – а у самого 38-ой в руках дрожит. Быстро подхожу

к краю ямы, не заглядывая в нее, поворачиваюсь к ним лицом. Дышу глубоко и

ровно, вдыхаю тяжелый запах летних цветов и едва заметный – трупного разложения.

Сразу вспомнились и слова последней молитвы и те, которые нужно сейчас

произнести вслух.

- Слава непобедимому Советскому Союзу!

Два выстрела: сначала мальчишка нажал на курок и промазал, а уже второй фриц

всадил мне в живот пулю. Несколько секунд я еще стою, даже успеваю руку к ране

приложить. Мальчишка еще раз стреляет, не выдержав, попадает в плечо, и меня

бросает в темную пасть могилы.

Прихожу в сознание спустя несколько часов. В могильной яме, среди трупов. Прямо

перед моим лицом – чужое лицо, черное от крови, перекошенное и мертвое. Дядя

Егор… Кричать не могу. Из пересохшего горла ни звука не вырывается, даже когда

понимаю, что подо мной еще кто-то слабо шевелится. Подняться на ноги в этом

месиве тел невозможно, я встаю на четвереньки, бок мне рвет болью, и кровь

начинает сочиться с новой силой. Доползаю до стенки ямы, пальцами впиваюсь в

глинистую скользкую почву. Слой глины – слой жирной влажной земли – опять слой