Page 20 - ЛИТЕРАТУРНЫЙ АЛЬМАНАХ

— Сдох, что ли? — спросил неуверенно. На губах полицая пузырилась кровавая

пена, глаза закрылись, но он все еще дышал.
— Ша, сдохнет он, как же. Эти собаки живучие! — усмехнулся Шурка. Сидоренко

без лишних слов добил раненого ударом штыка в сердце.
Внимание Шурки сразу же переместилось на второго полицая, тучного мужчину лет

тридцати пяти, который стоял на коленях, хныча и скуля не переставая. Партизан

направил на него Walther, отнятый у убитого.

— Ну что, сука, расскажи-ка нам, ты в Яру был?

Кацман всегда им задавал этот вопрос, каждому из них, перед тем как убить. В

сентябре прошлого года в Бабьем Яру расстреляли всю его семью. Сам Шурка ушел с

партизанами еще до прихода немцев, и с тех пор не мог простить, не то себе, не то

фашистам.

— Ні, не був! Там інші були, я покажу, хто, тільки не вбивайте!

— Вот сука, — презрительно и зло прошипел Кацман и ударил полицая рукояткой

пистолета по лицу, выбив пару зубов. Толстяк завыл, прижимая грязную ладонь к

разбитым губам. Шурка пнул его под подбородок и повернулся к стоящему чуть в

стороне товарищу.

— Эй, Петь, а ты что стоишь? Не рад семейной встрече? Не обнимешь брата-то?

— Кац, ты бы заткнулся лучше, — недовольно сказал Максим Кронский, командир

партизанского отряда, но Кацман его будто не услышал. Дернул Петра за локоть,

разворачивая к себе, сунул в ослабевшую подрагивающую руку пистолет.

— Ну давай, пристрели эту тварь. Или ты не коммунист?

— Петро, брат, не стріляй! Чи я тобі не брат? Петро… — невнятно заверещал

полицай, брызжа кровавой слюной на воротник.

Стрелять было нельзя, выстрел привлечет внимание, и все это понимали, Шурка

просто издевался над ними обоими — и над товарищем, и над полицаем.

— Ну не хочешь стрелять, так зарежь его, — между пальцев Шурки порхал,

поблескивая, его любимый складной нож. Кац схватил полицая за волосы, задирая

голову, приложил лезвие к горлу.

— Вот, смотри, Петь, вот так это делается, — он полоснул по воздуху. — И от уха до

уха. Ну, бери нож.